Лето 2010 года было периодом временного затишья на Ближнем Востоке.
Народные массы еще не собирались на площадях, старые проамериканские диктаторы властвовали, периодически отправляя в тюрьмы оппозиционеров, НАТО не бомбило Ливию, Израиль не угрожал Ирану в столь активной форме, и над миром еще не нависала так отчетливо тень грядущей третьей мировой. Именно тогда состоялась моя трехдневная журналистская командировка в Ливан, которую я вспоминаю не иначе, как прекрасную авантюру.
«Мы русским визы даем без проблем»
Эта поездка была овеяна духом спонтанности и легкого безумия, ибо я отправилась в Бейрут из Дамаска на регулярно курсирующем между двумя столицами такси, не имея с собой ничего, кроме чемодана, заграничного паспорта с сирийским видом на жительство сроком на полгода, рекомендации от одного из московских журналов, небольшого количества денег и устной договоренности об интервью с известной ливанской телеведущей Зейнаб ас-Саффар. Вообще-то виза для посещения Ливана российским гражданам не требуется. Но у молодых россиянок на границе все же порой возникают проблемы, ибо определенная категория наших соотечественниц, увы, немало поспособствовала тому, что русские и украинские женщины в странах Ближнего Востока обладают не лучшей репутацией. Поэтому меня охватил нешуточный мандраж, когда солнечным утром мы подъехали к КПП. Я кляла себя за то, что не позаботилась о получении визы заблаговременно. Молодой ливанский пограничник, заметив мое волнение, мягко свел его на нет: «Да не волнуйтесь вы так. Мы русским визы даем без проблем. Ваша страна поддержала нас во время израильской агрессии». И поставил в паспорт въездной штамп.
Я чувствую несказанное облегчение и благодарю радушного пограничника. Мы въезжаем в Ливан, и я узнаю пейзажи, которые видела в военной хронике и в видеоклипах бойцов ливанского Сопротивления. Долина Бекаа, залитая светом утреннего августовского солнца, удивительно красива. Подернутая синеватой дымкой, она похожа на огромное светлое море. Мы пьем чай и завтракаем горячими лепешками с сыром в придорожной кафешке — статус путников освобождает нас от поста в месяц Рамадан в дни поездки. Персонал вежлив и хорошо говорит по-английски. А затем мы мчимся по горным серпантинам, любуясь знаменитыми ливанскими кедрами и домиками с крышами из красной черепицы, которыми усыпаны горы. Впрочем, война оставила свои следы повсюду в Ливане. То и дело на дорогах встречаются противотанковые ежи, выкрашенные в бело-красный цвет. Впоследствии я часто видела их на дорогах в самой ливанской столице.
Город гламура и сопротивления
И вот, наконец, мы в Бейруте. По своей архитектурной стилистике город резко контрастирует с историческим и малоэтажным по большей части Дамаском, откуда я только что приехала. Эстакады, высотки — чувствуется масштаб и авангард. Бейрут напоминает некоторые российские города, например, Красноярск. Оно и понятно – к проектированию ливанской столицы приложили руку архитекторы, учившиеся некогда в СССР.
По городу гуляет морской бриз, неуловимое дыхание моря ощутимо повсюду. Люди вежливы и интеллигентны, с удовольствием отвечают на вопросы на красивом, достаточно близком к литературному арабскому диалекте. Впрочем, хорошее знание английского или французского распространено практически повсеместно: западные языки в ливанских школах преподаются на достаточно высоком уровне.
Известно, что Бейрут разделен на две большие части — восточную христианскую и западную мусульманскую. Сразу стоит оговорить, что граница между ними на сегодня не непреодолима и в некоторых аспектах условна. В христианских кварталах есть мечети, с минаретов которых раздается азан — что никого не раздражает и не смущает — а в кафе и ресторанах предлагают халяльное мясо. В мусульманских районах можно увидеть ливанских христианок — девушек в открытой европейской одежде, и никто не проявляет здесь к ним агрессии, не забрасывает камнями и не обливает кислотой.
Впрочем, в чем-то разница между христианской и мусульманской половиной города ощутима. Христианская часть Бейрута известна как своего рода столица арабского гламура: здесь расположены бутики ведущих мировых брендов, дорогие отели, роскошные пляжи и ночные клубы. Мусульманская часть города на этом фоне вовсе не выглядит отсталой или убогой — в ней также немало ухоженных районов, но цены здесь намного демократичнее, а люди живут скромнее. В исламских кварталах, разумеется, не встретишь винных магазинов или баров, равно как и нет тут ночных увеселительных заведений. Особо стоит отметить шиитские районы, в которых живут сторонники политических движений «Амаль» и «Хизбалла». «Hezbollah-land», то есть «страна Хизбаллы» - вот как называют эту часть Ливана (и Бейрута, в частности) в прессе, добавляя, что это своеобразное государство в государстве. Здесь «пишущие перья» недалеки от истины. Во время июльской войны 2006 года шиитские кварталы были практически полностью разрушены в результате варварских ударов израильской авиации, которая не гнушалась применения фосфорных бомб, оставлявших на телах жертв страшные ожоги.
Западная пропаганда пытается представить шиитские районы как цитадель мрачных бородатых фанатиков с автоматами, где шныряют туда-сюда забитые женщины в черных покрывалах и куда лучше не соваться христианам. Действительность не соответствует этим выдумкам ни на йоту. Мало где в мире удается встретить настолько добрых, отзывчивых и не равнодушных к чужим проблемам людей, как жители тех бейрутских районов, которые принято изображать «рассадниками террора». Мало где в мире молодая привлекательная иностранка, путешествующая в одиночку, может чувствовать себя настолько спокойно и защищенно, как в кварталах движений «Амаль» и «Хизбалла». Жители христианских районов тоже люди гостеприимные, однако, в прессе их не демонизируют так, как ливанских политически активных шиитов.
Коста-Брава по-мусульмански
В первый день командировки, разместившись в недорогом отеле в районе Хамра, расположенном в христианской части города, я первым делом позвонила Зейнаб ас-Саффар — телеведущей канала «Аль-Манар», принадлежащего Хизбалле. Мы договорились о встрече на 9 часов вечера за ужином. На дворе стоял месяц Рамадан, героиня моих будущих материалов держала пост и, видимо, была загружена работой до позднего вечера, а раз так, я решила воспользоваться «окном» и отправилась прямиком на женский пляж, искупаться.
Красивая мусульманская девушка в элегантном платке цвета морской волны, сидевшая на reception, на хорошем английском объяснила мне, где в Бейруте расположены закрытые женские пляжи, и перечислила их названия. Коста-Брава, Лагуна, Хильда — вот где бейрутские мусульманки могут снять хиджабы и насладиться морем, не опасаясь взглядов посторонних мужчин. Я была наслышана об этих славных местах от одной мусульманки, с которой некогда дружила — она была замужем за ливанцем и хорошо знала Бейрут.
Сложность была лишь в том, что все эти пляжи находились на другом конце города — в шиитской его части, неподалеку от аэропорта. Пришлось взять такси. Удалой водила за рулем «Мерседеса» развлекал меня разговорами и звуками арабской дабки, лившимися из магнитолы, и по прибытии к месту назначения «содрал» с меня 25 долларов США. Как мне потом удалось выяснить, это была не накрутка, а стандартные для престижного христианского района расценки за такси. Бейрут — безумно дорогой город. Три дня пребывания в ливанской столице обошлись мне в 300 долларов. Причем, я сильно экономила на еде – деньги «сожрали» транспорт и скромная трехзвездочная гостиница.
У входа на пляж сидел добродушного вида пожилой дядечка, чья обязанность заключалась в том, чтобы присматривать за припаркованными рядом автомобилями и не пускать на пляж мужчин. Взяв с меня весьма символическую не только для Бейрута, но и для бедной Сирии плату за посещение пляжа, он мягко предупредил меня, чтобы я не фотографировала никого на пляже. Мобильный телефон с камерой, впрочем, у меня никто изымать не стал.
Передо мной открылась умиротворяющая панорама моря, прикрытого от мужчин на моторках пирсом и своего рода заслонкой из ткани (это особенность Коста-Бравы, где отдыхают самые строгие мусульманки: на соседней Лагуне, море открыто полностью). Просторный пляж, принадлежащий к инфраструктуре того самого движения «Хизбалла», оказался вполне на уровне четырех или пяти звезд. Белый песок, идеальный заход, массивные широкие навесы из пальмовых листьев для защиты от зноя, прохладные бассейны и водные горки, комната для молитвы, устланная циновками, душевые и тренажерный зал — вся обстановка располагала к отдыху и релаксации. Вместе с тем, пляж был полностью лишен попсового антуража турецких курортов. Здесь не гремела раздражающая музыка, ничто не мешало расслаблению под звуки моря, и лишь приветливая женщина время от времени подходила к шезлонгу и предлагала кофе или чай.
В связи с постом Коста-Брава, обычно популярная у жительниц Бейрута, пустовала. На входе встретились лишь две девушки, которые, накупавшись, довольные направлялись домой. По их открытой одежде и крестикам на груди я поняла, что это ливанские христианки: многие арабские девушки воспитываются в скромности, вне зависимости от их вероисповедания, а потому не хотят раздеваться до бикини перед представителями сильного пола. Некоторые сотрудницы из числа обслуживающего персонала сидели за пластмассовыми столиками и о чем-то неспешно беседовали, а на самом пляже наслаждалась купанием светловолосая женщина средних лет. Мы познакомились. Марьям (так ее звали) рассказала мне историю своей жизни.
Марьям
Марьям — шиитка родом из Южного Ливана. Именно этот район наиболее часто подвергается атакам со стороны Израиля. Марьям было 15 лет, когда израильский солдат открыл по ней и ее родному брату автоматный огонь. От этой встречи с оккупантом на бедрах и животе женщины остались следы ожогов и пулевых ранений. Чуть позднее Марьям вышла замуж за палестинца и родила от него пятерых детей. Однако их семейная жизнь не заладилась. Суннитские родственники мужа с предвзятостью относились к Марьям, которая всегда была убежденной последовательницей шиитского направления в Исламе. Дело закончилось разводом, и, что типично для арабского мира, все дети остались с отцом. Впрочем, в отличие от некоторых арабских мужчин, которые не позволяют бывшим женам даже переступать порог своего дома, бывший супруг Марьям, как и полагается мусульманину, в этом вопросе проявил снисходительность. Она регулярно навещает своих детей в родной Сайде. Показывая фотографии детей на своем мобильнике, Марьям увлеченной рассказывала о том, кто как учится и чем увлекается. Мне особенно приглянулась маленькая дочка Марьям — блондинка со светлыми глазами, похожая на европейскую девочку.
В Бейруте Марьям живет одна, существенную помощь оказывает лишь семья брата, к которому женщина очень привязана. Она работает в суде на невысокой должности, пытается выживать на зарплату в 300 долларов. В связи с крайней стесненностью в средствах Марьям даже не имеет возможности пользоваться интернетом и электронной почтой. Вместе с тем, она, как и большинство ливанцев, интересуется политикой. Хотя наряд у Марьям весьма светский, она убежденная сторонница «Хизбаллы». Ее герои — лидер движения сейид Хасан Насралла и Че Гевара. Отсутствие хиджаба — весьма не типичное для убежденной шиитки — Марьям объясняет трудными обстоятельствами своей жизни. «Я работаю в суде, в государственной структуре, где большинство сотрудников христиане. Поэтому одеваюсь так, чтобы не вызвать к себе предвзятого отношения. Брат, конечно, ругается, но что поделать, если я живу одна», – делится со мной моя новая знакомая.
Я соглашаюсь с тем, что жизнь в Бейруте, как и в Ливане в целом, стоит дорого. Здесь нет ничего бесплатного: ни высшего образования, ни медицинского обслуживания. Услышав, сколько мне пришлось заплатить за такси, Марьям меняется в лице: «АстагфируЛлах», и обещает помочь мне сэкономить и без того скромные средства.
В пять вечера мы с Марьям, счастливые и отдохнувшие, приняли душ, оделись и собрались на выход. По трассе вдоль моря неслись автомобили. На дешевую маршрутку, забиравшую купальщиц ровно в пять, мы не успели, поэтому пришлось ловить такси. За рулем оказался мужчина из хизбаллаховского квартала. «Это наша сестра по вере из Москвы, - сказала ему она, - Ее нужно довезти до такого-то отеля». Водитель ответил, что этот район находится слишком далеко и он его не обслуживает, но обещал пересадить меня к своему другу. Мы с Марьям обменялись телефонами, благо она пригласила меня на ифтар, и я с ветерком поехала в гостиницу. За все про все первый таксист взял с меня два доллара, его друг около трех – цена для Бейрута копеечная. Кроме того, Марьям научила меня премудростям пользования общественным транспортом. У многих бейрутских автобусов нет установленного маршрута. Человек просто останавливает его и говорит, куда ему нужно. Так у водителя формируется маршрут. Пользуясь автобусами, в ливанской столице можно хорошо сэкономить. Но всех этих тонкостей никогда не узнаешь без советов добрых людей.
Именно благодаря таким людям я заблаговременно вернулась к себе в номер и в восемь вечера была полностью готова ехать на интервью. Наученная своим горьким опытом, я сторонилась таксистов на подержанных «Мерседесах» и «BMW», а также не стала заказывать такси через reception, где мне назвали всю ту же сумму — 25 долларов. Арабские страны вроде Сирии и Ливана безопасны для женщин-путешественниц. Здесь можно одной ловить такси поздно вечером, в отличие от той же Москвы. Выйдя на улицу, я уже знала, что нужно остерегаться иномарок с «шашечками», а стараться поймать отечественную «шестерку» или «семерку» - наших «Жигулей» и в Бейруте, и в Дамаске пруд пруди. И чем раздолбаннее жигуленок, тем ниже цена за проезд, хотя до расценок хизбаллаховских кварталов сидящим в них водителям все же далеко.
Через четыре года здесь вырос город-сад
С телеведущей канала «Аль-Манар» Зейнаб ас-Саффар мы договорились встретиться в одном из ресторанчиков неподалеку от места ее работы. Приехав заранее, я немного прогулялась по этому хизбаллаховскому району. Он оказался весьма симпатичным и уютным: подсветка, яркие витрины магазинов, многочисленные кафешки, нарядные доброжелательные люди, прогуливающиеся вечером… Ничто не намекало на рисуемые западными СМИ мрачность и архаичность антуража. На шиитский характер района указывало большое количество мечетей, украшенных портретами лидеров «Хизбаллы» и Рахбара Ирана сейида Али Хаменеи. Последнее обстоятельство не случайно, учитывая роль исламской республики в создании движения и в оказании помощи Сопротивлению.
С Зейнаб ас-Саффар — симпатичной молодой ведущей — мы сразу нашли общий язык. Мы поужинали, отведав аппетитных кебабов с запеченными помидорами, а затем провели часа два за чаем и непринужденным разговором. После же я включила диктофон и стала задавать Зейнаб вопросы. Часовая беседа получилась настолько интересной и продуктивной, что ее хватило не на одно интервью, а на несколько информативно насыщенных материалов.
Зейнаб ас-Саффар совмещает политическую деятельность и работу тележурналиста с преподаванием в Ливанском университете. Она профессор, обучает студентов английскому языку, на котором ведет собственную аналитическую передачу. О войне Зейнаб и ее семья, как и большинство ливанцев, знают не понаслышке. В 2006 году она вела репортажи непосредственно с места боевых действий и была последним человеком, покинувшим здание телеканала «Аль-Манар» за несколько минут до того, как его разрушило прямым попаданием израильского снаряда.
«Все, что мы видим сейчас из окна этого ресторана — все эти дома, улицы, школы, больницы — в 2006 году было разрушено до основания. В наших районах не осталось ни одного целого здания. Особенно ожесточенно израильтяне бомбили музеи и библиотеки — так же, как и американцы в Ираке. Им необходимо уничтожить историческую память народа...» — на глаза Зейнаб наворачиваются слезы. Во время «Июльской войны» она лишилась дома, под руинами которого были похоронены все ее книги, фотоальбомы, а также две древние рукописи, над расшифровкой которых работал ее отец-историк. Такая судьба коснулась домов огромного количества соотечественников Зейнаб.
Все это способно было бы повергнуть людей в отчаяние, если бы не оперативная помощь, оказанная движением «Хизбалла» всем пострадавшим, вне зависимости от вероисповедания — не только шиитам, но и суннитам, христианам, иудеям (даже переселенцам!) и представителям других конфессиональных общин. Каждая пострадавшая семья получила по 12 000 долларов для аренды новых квартир в течение 2-3 лет. Никаких справок и отчетов о потраченных средствах партия при этом не требовала.
Вместе с тем, «Хизбалла» начала масштабную кампанию по строительству разрушенных домов. Как отмечал лидер движения Хасан Насралла, «задачей проекта было построить вместо разрушенного дома лучшее и более красивое здание, нежели прежде». В паре с «Хизбаллой» работал Иранский комитет по реконструкции Ливана, восстанавливавший автострады, дороги, церкви и мечети, школы, больницы и поликлиники. В результате этих энергичных усилий уже в 2010 году, глядя на ухоженные улицы Бейрута, с трудом верилось, что 4 года назад город лежал в руинах.
Конституционный враг Ливана
Зейнаб ас-Саффар гордится своим членством в «Хизбалле». Она не рядовая активистка, а автор Политического манифеста Хизбаллы. В начале интервью Зейнаб рассказала о том, как она стала приверженцем идеологии имама Хомейни.
– Самое яркое впечатление моего детства – победа Исламской революции в Иране. Ее дух соответствовал тому, как меня воспитывали в моей семье. Это было великое знамение, которому в те годы не было аналогов.
Мы сами тогда жили в обществе, весьма далеком от Ислама. Я училась в евангелической школе и много общалась с ливанскими христианами. Вместе с тем, родители помогли нам понять смысл Ислама, читали нам хадисы Пророка и имамов, учили нас, что Ислам повелевает творить справедливость – а все это, собственно, и лежало в основе Исламской революции.
Посещая евангелическую школу, мы стремились изучить христианскую веру параллельно с постижением Ислама в семье. Мы хотели понять обе точки зрения: христианскую и исламскую, стремясь по-доброму относиться как к мусульманам, так и к христианам. Но самым главным аспектом нашего воспитания была ежедневная исламская практика, которая для нас была превыше всего. Уже тогда, в 80-е, я носила хиджаб, хотя в те времена в Ливане это было не популярно.
В 1982 году состоялось вторжение Израиля в Ливан. Население страны раскололось: одни начали сотрудничать с оккупантами, другие сопротивлялись. Началась гражданская война. Будучи совсем молодой девушкой, я горела идеями Сопротивления. Необходимость противостоять агрессии сформировала мое мировоззрение и предопределила мой политический выбор.
Не удивительно, что, будучи политическим аналитиком, Зейнаб воодушевленно говорила о политике, стратегии, целях и истории движения.
– Главный фактор, вызвавший создание «Хизбаллы» – это израильская агрессия, история которой ведет свое начало с 1982 года. С тех пор израильтянами было убито множество невинных людей. «Хизбалла» – продолжение самого ливанского общества, борющегося с оккупацией…
Израиль ведет войну не только против «Хизбаллы», но против всего ливанского народа. В 2006 году он стремился разрушить всю инфраструктуру страны, и целью бомбардировок были не только объекты, принадлежащие «Хизбалле», не только шиитские, но и суннитские деревни... Все население Ливана поддерживает наше Сопротивление. Позиция правительства заключается в том, что народ, армия и «Хизбалла» должны сотрудничать в деле отражения агрессии. Согласно Конституции Ливана, Израиль является нашим врагом, который понимает только язык силы и никогда не откажется от своих экспансионистских планов.
Движение «Хизбалла» имеет развитую социальную инфраструктура: школы, больницы, поликлиники, пляжи, спортивные комплексы… Их двери открыты для всех ливанцев, а не только для мусульман, качество обслуживания, преподавания и лечения весьма высоко, а цены умеренны. Здесь стоит отметить, что движение принципиально ограждает женщин от участия в военных операциях сопротивления, считая это прерогативой мужчин (другой важный принцип, лежащий в основе военной политики «Хизбаллы» - отказ от атак на мирных жителей и проведение диверсий лишь против военных объектов). У прекрасного пола своя задача: активистки движения задействованы в его политическом крыле, они работают журналистами, воспитателями в детских садах, учителями, преподавателями вузов, врачами и медсестрами.
– Начиная с 1982 года, в Сопротивлении существует женское крыло. Его члены заботятся о семьях мужчин, находящихся на поле боя. У «Хизбалла» есть множество программ по обучению женщин. Мы стараемся помочь женщинам получить хорошее образование, чтобы они могли впоследствии найти работу и вносить свой вклад в семейный бюджет. Это немаловажно, ибо жизнь в Ливане очень дорогая. Зарплаты мужа недостаточно для того, чтобы семья жила в хороших условиях. Когда женщина становится образованной и экономически независимой, она перестает быть слабой и может постоять за себя в случае, когда гарантированные ей Исламом права нарушаются.
Говорила Зейнаб ас-Саффар и о политике «Хизбаллы» по отношению к других конфессиональным группам Ливана.
– Мы, ливанцы, живем в многоконфессиональном обществе. Поэтому мы старались в равной степени дистанцироваться от всех сил, шедших по пути сектантства. Это неправильная позиция – изолировать себя от инакомыслящих и клеймить их как неверующих. Мы живем в этом обществе и должны выстроить нормальные отношения с немусульманами.
Я преподаю в университете. Мои студенты – представители разных социальных групп и религиозных сообществ. И все они уважают меня как практикующую мусульманку, даже если сами исповедуют другую религию или являются сторонниками иной политической партии, нежели «Хизбалла».
Призывать к Исламу необходимо, но по возможности это нужно делать в ненавязчивой форме. Сущность Ислама в том, как ты относишься к людям. До нас дошел хадис, что у Пророка был сосед-еврей, который выбрасывал ему мусор под дверь, и однажды, когда этот еврей заболел, Пророк пришел проведать больного. Еврей был так поражен этим, что принял Ислам.
Я слушаю Зейнаб и вспоминаю фотографии антиизраильских митингов, проходивших в Ливане в 2006 году. На них среди прочих фигурировали и девушки без платков, с крестиками на груди, держащих в руках желтый флаг «Хизбаллы». Женские общества в составе движения охотно приглашают ливанских христианок на коллективные ужины с разговением в месяц Рамадан (ифтары). Это еще одно доказательство сплоченности ливанского общества перед лицом агрессии.
Сегодня в России нас то и дело пугают мечетями, хиджабами, исламизацией, мусульманскими кварталами, хотя мусульмане исторически жили в нашей стране бок о бок с христианами и вовсе не являются пришельцами, наводнившими страну лишь в конце «нулевых». Опыт Ливана в этом плане является хорошим примером. В этой стране существует не просто исламский анклав, а исламское «государство в государстве» - со своими вооруженными силами, СМИ, экономической и социальной инфраструктурой. Тем не менее, именно оно сегодня наиболее активно ищет пути к мирному сосуществованию с представителями иных религий.
...Я благодарю Зейнаб ас-Саффар за интервью и в час ночи на такси отправляюсь в отель. Она, тепло попрощавшись со мной, просит перезвонить и сообщить, что я доехала благополучно. А я нахожусь в состоянии легкой эйфории и на следующий день планирую после пляжа поехать к Марьям на ифтар.
Семейный портрет с посторонней
Вечером следующего дня мы с Марьям, как и договаривались, встречаемся у кувейтского посольства. Марьям не терпится познакомить меня с братом и его семьей.
Мы заходим в чистый и ухоженный подъезд. На лестничной клетке — цветы, в самом лифте люди оставляют коробочки с благовониями. Только конструкция этого самого лифта непривычна и страшновата: дверь открывается вручную вовнутрь, словно в комнату или в квартиру. Конечно, это дает свои преимущества в случае остановки лифта, но воображение так и рисует картинки того, как заигравшийся ребенок или рассеянный взрослый падает в шахту.
На пороге уютной квартиры нас встречает беременная жена брата. Поскольку посторонних мужчин в доме нет, пока она в шортах и майке, но потом, когда гости собрались в полном составе, женщина вышла к ним в длинном черном джильбабе и платке. На улице стемнело, и мы садимся ужинать. Большую скатерть на иранский манер расстилают прямо на полу, на котором мы и усаживаемся. Запеченная курица с рисом, национальные салаты — еда легкая, сытная и приятная на вкус.
Все подробно расспрашивают меня о России, о Москве и обсуждают политику. Ливанцы — крайне политизированная нация, все они поддерживают ту или иную партию и готовы отдать жизнь за свои идеи. Причем в силу государственного устройства политика в Ливане особенно тесно переплетена с религией, а Исламу такая тесная взаимосвязь между его духовным и политическим измерениями присуща по его природе.
В этом светлом и хорошо обставленном доме, который столь радушно распахнул передо мной свои двери, все поддерживают «Хизбаллу». На стене в комнате я вижу портреты руководителей движения, а также шиитских религиозных лидеров — имамов Хомейни и Хаменеи, шейха Фадлуллы. Телевизор показывает канал «Аль-Манар». Сначала вся семья смотрит художественный фильм, а затем начинается новостной выпуск, который ведет девушка в зеленом хиджабе. Я с интересом наблюдала за большой ливанской семьей и ловила себя на мысли, что ее члены напоминают героев старых советских фильмов о войне типа «Летят журавли» и «Дом, в котором я живу».
После окончания ужина Марьям провожает меня до маршрутки. Она предлагает мне погостить у нее после того, как закончится оплаченный мною срок пребывания в отеле, и даже приглашает поехать в Сайду познакомиться с ее детьми. Но я из вежливости отказываюсь. Арабы известны своим гостеприимством и не откажут в нем даже будучи по горло занятыми.
Братание на границе
Последнее утро в Бейруте я посвящаю осмотру достопримечательностей. Это и чудо природы — живописные Голубиные скалы (Сихат ар-рауш), выступающие прямо посреди моря, и бейрутская набережная, и Площадь звезды, которую проектировали французские архитекторы, и мечеть Омари с голубыми куполами, расположенная в самом центре города рядом с католическим костелом. Найти все это, имея в распоряжении всего день, мне помогают уже христианские жители Бейрута. Они охотно останавливались и подробно рассказывали, как пройти или проехать к той или иной достопримечательности. Повезло с таксистом. В ответ на вопрос о стоимости проезда я услышала: «Ма фи мушкеля — анти муслима» («Нет проблем — вы мусульманка»). В итоге до отеля я доехала вообще бесплатно.
Я забираю чемодан и все-таки выкраиваю пару часов для купания — северному человеку, лишь изредка выбирающемуся к теплому морю и изголодавшемуся по синим соленым волнам, дорог каждый день. До побережья я еду по маршруту, подсказанному Марьям. В середине пути водитель автобуса вдруг видит знакомого, паркуется, выходит и начинает непринужденно с ним болтать о том о сем. Общительный народ – арабы.
Выходя с пляжа, я внезапно обнаруживаю, что на моем телефоне закончились деньги. Пополнить билайновский счет здесь невозможно, а сирийская симка не работает. Я пишу Марьям смс на арабском с телефона женщины из обслуживающего персонала пляжа — очень хочу попрощаться с человеком, который за три дня знакомства успел сделать мне столько добра. Но по недоразумению выхожу не на той остановке и не у того входа в посольство Кувейта. Поняв свою ошибку, я пытаюсь найти магазин, где можно было бы приобрести карточку для телефона-автомата.
Я захожу в большой магазин сладостей, где на прилавках красиво разложена халва разных сортов. Люди стоят в очереди, желая купить угощение к чаю на ифтар. Тут же подходит парень и вежливо спрашивает, чем он может мне помочь. Я объясняю ему ситуацию, а он во всех подробностях рассказывает, куда надо идти и даже выделяет сопровождающего. Я, впрочем, с грустью осознаю, что и на это денег не хватает. Меня выручает сотрудник расположенного по соседству с кафе офиса «Western Union». Он за копейки дает позвонить Марьям со своего мобильного, а затем позволил отправить с рабочего компьютера весточку домой.
Благодаря помощи этих неравнодушных людей мое прощание с Марьям не срывается, а потом я еду на автовокзал и сажусь в маршрутное такси до Дамаска. Спутников на сей раз не набирается, и я оказываюсь в машине одна. Мой водитель — добродушный разговорчивый македонец лет 65-ти. Он еще в молодости принял Ислам, а теперь женат на арабке и зарабатывает на жизнь, курсируя по маршруту Бейрут – Амманом – Дамаск. Узнав, что я русская, к моему неудовольствию начинает вспоминать «пражскую весну» и советские танки. Впрочем, ничем плохим разговор не заканчивается. Мы выходим у придорожного кафе, и мой македонский знакомый заказывает мне огромную курицу, салат и газировку. Это очень кстати, учитывая, что за весь день я съела лишь легкий суп и потом выпила чая на «Costa Brava».
А потом мы приезжаем на сирийский КПП. Пограничник хмурится, глядя в мой паспорт, затем говорит, что, мол, нет проблем, пустить-то они пустят, но я должна им двадцать долларов за визу. На такой поворот событий я никак не рассчитывала: в Дамаске все «видавшие визы» и «по тридцать раз съездившие в Бейрут» друзья и знакомые в один голос убеждали, что при наличии сирийского вида на жительство виза не требуется. Но сирийский пограничник суров и непреклонен. Ситуация патовая: ливанский выездной штамп в паспорте уже поставлен, у меня с собой чуть больше десяти долларов вместо двадцати, на дворе ночь, денег на телефоне нет. Выручил таксист-македонец, подаривший мне и требуемые десять долларов, и около двухсот сирийских лир на дамасское такси до общежития Института обучения арабскому языку для иностранцев, где я тогда стажировалась на летних курсах. В итоге на руках у таксиста осталась половина той суммы, которую я изначально заплатила ему за проезд.
«Ничего! - резюмирует он, - еще заработаю. Мы с тобой брат и сестра: оба славяне и оба мусульмане. Мы должны помогать друг другу! Помолишься за меня Всевышнему».
al-khorasani.livejournal.com